«. . . Медленно поднялись по Зеленскому съезду на Благовещенскую площадь. Промелькнула мужская гимназия, и усталая лошадь остановилась на Тихоновской улице у знакомого желтого забора. Заскрипели ворота, и взору открылся двухэтажный деревянный дом, в котором прозвенело мое детство».
Это из книги воспоминаний Федора Семеновича Богородского, моего деда, — нижегородца, видного советского художника, профессора, заслуженного деятеля искусств РСФСР, автора многих известных картин: "Матросы в засаде" "Братишка», серии картин на темы о беспризорниках, драматичного, торжественного «Реквиема» («Слава павшим героям») и многих других.
Слава павшим героям. 1945. Холст. Масло. Государсвтенная Третьяковская Галлерея.
Удивительна его биография. Талантливый художник, поэт и неплохой беллетрист, цирковой артист и эстрадный танцор, работник трибунала и политотделец, спортсмен! Родился он в 1895 году в Н. Новгороде в семье видного нижегородского адвоката, близкого к прогрессивной местной интеллигенции, к кругу А. М. Горького. Сам Федор Семенович, будучи художником, также хорошо знал Алексея Максимовича. Он жил у него в Сорренто, написал его портрет, сделал много очень живых, выразительных зарисовок писателя за работой, на отдыхе, за беседой и т. д.
Учился Ф С. Богородский в губернской мужской гимназии. В Нижнем же он получает у старейшего художника В. А. Ликина и в частной студии Л. М. Диаманта первые навыки в живописи. Энергичный, живой, увлекающийся юноша вместе с тем занимается и музыкой, и литературой; он организует с группой товарищей в гимназии литературный кружок, издает рукописные альманахи, пишет стихи, отдавая дань всем модным литературным влияниям предреволюционной эпохи и импрессионистическим, и футуристическим, и т. п.
В 1914 году окончена гимназия. Ф. Богородский уезжает в Москву. Он знакомится с В. Маяковским, В. Хлебниковым Н. Асеевым, входит в среду молодых художников, много работает как художник и сам показывает свои работы на выставках. В 1916 году его мобилизуют на фронт. Балтийский матрос, затем летчик, он в армии коммунистом встречает Октябрьскую революцию. А потом он в ВЧК в Москве. В 1918 году Богородского направляют в Нижний Новгород. Он работает товарищем председателя следственной комиссии в чрезвычайной комиссии, затем в политотделе Волжской военной флотилии. Но и при напряженной работе в трибунале и губчека Фёдор Семенович Богородкий неизменно находится в центре событий культурной жизни города. Его имя тогда часто встречалось в местной газете под стихами и статьями: он участвует в городских художественных выставках как художник, выступает на различных диспутах, весьма распространенных в те первые годы революции. В составе флотилии Ф. С. Богородский сражается с белыми на Волге, под Царицыном. После ранения в 1920 году он снова в родном городе, в родном доме на тихой улице, и живет здесь до 1922 года, до отъезда в Москву, где начинает учиться во Вхутемасе. Ф. Богородский становится профессиональным художником. Вся его дальнейшая жизнь (он умер в 1959 г. ) связана с Москвой, но Федор Семенович часто бывал и в родном городе. В доме на улице Ульянова у Ф. С. Богородского летом в 1918 году недолго гостил известный поэт Велемир (Виктор) Хлебников.
Интересно пишет о моем деде его друг детства со времени работы в цирке, А.Вадимов:
"Найти призвание в жизни нелегко. Многими оно определяется только в зрелом возрасте. Мне кажется, что особенно трудно найти свое призвание людям одаренным, многогранным, которым все одинаково легко дается, одинаково увлекает, захватывает.
Таким человеком был художник Ф. С. Богородский. Работы талантливого мастера кисти известны всем. Но мало кто знает о том, что Богородский мог бы стать не менее талантливым мастером арены.
Более чем полувековая дружба связывала меня с Федором Семеновичем. А началась она так.
«Несмотря на молодость, Богородский прожил полную треволнении жизнь;
он рано нашел путь к двум признаниям, определяющим его сущность:
в партию и к изобразительному искусству».
А. ЛУНАЧАРСКИЙ
ФЕРРИ — ЧЕЛОВЕК БЕЗ НЕРВОВ
На одном из ученических вечеров в Нижегородском реальном училище, где учился я, инсценировалась басня «Два крестьянина и облако». Я играл роль одного из крестьян. Сценка заканчивалась общей потасовкой. В антракте ко мне подошел незнакомый гимназист и с видом знатока заметил: «Разве так дерутся?! Хочешь, покажу?..» Вот с этой «учебно-показательной» драки и завязалась наша дружба с Богородским.
В годы учебы мы увлекались театром. И часто, посещая «зайцем» дозволенные и недозволенные гимназистам спектакли, я встречался с Федей на театральной галерке.
Кроме театра, Федя много времени отдавал рисованию и игре на скрипке. Музыку ему преподавал бывший цирковой музыкальный эксцентрик Сметон-Сандок. В его руках скрипка послушно подражала блеянию овцы, мычанию коровы, визгу свиньи, собаке, петуху, соловью. Именно этот «раздел» музыкального обучения Федя усвоил необычайно быстро. Но, главное, скрипач Сметон-Сандок сумел передать ученику искреннюю любовь к цирку.
Постепенно цирк в наших глазах затмил театр. Цирк стал для нас олицетворением юношеской романтики.
Из серии "Цирк"
Каждый год на знаменитой Нижегородской ярмарке открывался цирк братьев Никитиных. Кроме него приезжали на гастроли цирки Труццн, Арригони, Лапиадо, Чинизелли и др. Рядом, на Самокатной площади, как из-под земля вырастали многочисленные балаганы. Мы посещали представления всех балаганов, а по вечерам наслаждались программой в настоящем большом цирке, где можно было увидеть выступления известных артистов. Цирковые артисты казались нам почти героями.
Из серии "Цирк"
Федя стал целыми днями пропадать за кулисами. Он репетировал вместе с детьми артистов, которые сначала отнеслись к нему с пренебрежением профессионалов к легкомысленному дилетанту. Постепенно, заметив в мальчике способности, взрослые артисты взялись руководить его упражнениями. Чем больше Федю хвалили в цирке, тем чаще приходилось выслушивать наставления учителей и упреки дома. Но флик-фляк или сальто были все-таки гораздо важнее математики или географии!
Из серии "Цирк"
Однажды на Федю обратил внимание Шерой —«человек без нервов»: мальчик очень удачно копировал элементы его работы. Шерой разрешил ему репетировать со своим реквизитом. За короткое время Богородский лочти полностью освоил номер со сложным балансом на пирамиде из стульев. Окрыленный успехом, он восторженно фантазировал о поездке по всему миру с замечательным цирковым номером. И псевдоним уже был подобран — Ферри. И действительно, «человек без нервов Ферри», нагнав упущенное за учебный год и блестяще сдав экзамены, разъезжал во время летних каникул по городам вместе с цирком.
Богородский увлекался несколькими цирковыми жанрами. Как-то раз мы познакомились с гастролировавшим в Н. Новгороде известным манипулятором Нельсон-Картером, который показал нам несколько приемов работы. Недели через две Федя продемонстрировал ошеломленному артисту многие из его трюков, причем некоторые манипуляции Федя сам разгадал и отрепетировал по-своему. Он настолько профессионально овладел искусством фокуса, что никто не верил, будто Федя только любитель.
Как-то в нашем городе выступал «король фокусников, неподражаемый С.» «Король фокусников» выходил в старом помятом фраке и довольно неумело манипулировал картами и монетами. Публике объявляли, что если кто-нибудь сумеет повторить то, что делает «неподражаемый С.», он получит золотые часы или 50 рублей. Федя вышел на сцену и безукоризненно проделал всю работу гастролера. Зрители восторженно аплодировали и требовали выдать гимназисту часы. Фокусник увел Федю за кулисы, откуда тот вскоре вышел и объявил, что все в порядке. У выхода из балагана взволнованный Федя на нашу просьбу показать часы ответил: «Он упросил меня сказать публике, что все в порядке, а потом стал стыдить... Он не верит, что я гимназист, говорит, что я лучше него шанжирую, что я профессиональный фокусник. Мне стало жалко его и стыдно, и я ушел».
Наконец учеба в гимназии была закончена, и летом снова запестрели по городам афиши: «Ферри — Человек без нервов»...
ЖЕЛТАЯ КОФТА И МОРСКАЯ ТЕЛЬНЯШКА
«Человек без нервов» балансировал на стульях и готовился кэкзаменам в университет. В те годы был моден футуризм, и Ферри появляется в желтой кофте и с незабудкой, нарисованной на щеке. Федя горячо, как всегда, увлекся футуризмом. В период учебы на юридическом факультете его радушно приняли в среде поэтов и художников. Богородский сдружился с Вл. Маяковским и В. Каменским и сам начал писать «поэмы». Читал он их в студенческой аудитории, в кафе, где собирались поэты, и просто на улицах. В то же время он занимается рисованием в студии Леблана, работает кинотрюкистом, декоратором, репортером, танцором.
В годы первой мировой войны желтую кофту пришлось сменить на морскую форму. Богородского мобилизуют в Балтийский флот. Федор снова сильно увлечен, на этот раз — морем. Любовь к морю, так же как и любовь к цирку, прочно вошла в его дальнейшую жизнь.
Братишка. 1913. Холст, масло. Государственный русский музей. (Автопортрет Ф. Богородского)
С фронта Федор вернулся полным георгиевским кавалером.
Мы долго не видались и встретились только в 1918 году в Нижнем Новгороде. Коммунист Федор Богородский работает в трибунале товарищем председателя следственной комиссии, затем председателем отдела по «особо важным» делам, потом в Чека. Несмотря на загруженность, он все-таки успевает принять участие в издании альманаха «Без муз» со стихами Н. Асеева, В.Хлебникова, В. Шершеневича, Б. Лавренева, С. Спасского, С. Предтеченского и др. Одновременно он экспонирует на двух художественных выставках свои «левые» полотна, вызывающие жаркие дискуссии среди посетителей.
В 1919 году Богородский идет добровольцем на фронт. В боях за Царицын он был тяжело ранен. Едва оправившись от ранения, снова воюет на трудовом фронте в Оренбургском Чека.
Годы войны надолго разлучили нас. И я опять встречаюсь с Богородским лишь в 1921 году.
«ДИНАМИЧЕСКИЙ СУПРЕМАТИЗМ?..»
Возвращаясь с репетиции, я с группой товарищей поздно ночью зашел в кафе «Домино», где собиралась молодежь, чтобы послушать поэтов, поспорить об искусстве и выпить суррогатного кофе, закусывая бутербродами с морковкой и свеклой. Там я неожиданно увидел Богородского. Он был такой же, как прежде,— горячий, взволнованный, порывистый. После первых же слов он начал уговаривать меня поехать в Нижний, где он работал в профсоюзе работников искусств, и организовать там молодежный театр.
Через несколько месяцев на Осыпной улице в помещении, разрисованном футуристическими картинками, открылся новый театр. «Театр Вольных Мастеров» — так назвали мы его. В труппу входили В. Чаров, В. Тэт (Южный), Л. Андровская (Кудрявцева), 3. Васильева, О. Лорэ, В. Мирова, автор этих воспоминаний и др. Ставились пьесы левого направления; успеха они не имели, и театрик скоро закрылся.
Богородский жил напряженной творческой жизнью. Он выступает в театре миниатюр с балериной Лидией Чайкой, пишет театральные декорации, участвует в художественных выставках. Картины его все еще носили следы футуризма. В них, как говорили, был какой-то «динамический супрематизм». Я ничего в этом не понимал. Федор признался, что и сам ничего не понимает в «динамическом супрематизме». «Не важно понимать, важно чувствовать!»— восклицал он. Впоследствии профессор живописи Ф. С. Богородский с улыбкой говорил: «Каждому времени — свое. Время — лучший судья. Все, что нужно, лучшее, останется на века, а наносное сметется».
Живопись становится главным в его жизни. Он поступает в ВХУТЕМАС в класс художника А. В. Архипова. Годы учебы и поисков не прошли даром. Через несколько лет из стен ВХУТЕМАСа вышел одаренный советский художник-реалист.
Но цирк не был забыт. Часто еще на различных эстрадах выступал «артист Ферри» с ритмическим танцем. Я вспоминаю одно из таких его выступлений. На сцену выбежал лихой «братишка» в тельняшке и бескозырке. Мне невольно пришли на ум стихи Федора из его книги «Даешь!»:
«Фуражка вломана в затылок
и шпалер всунут в брюки клеш,—
Какая радостная сила
в девизе пламенном «ДАЕШЬ!»
«Моряк» задорно отбивал чечетку. В руках его вдруг появились карты. Продолжая танцевать, он проделал несколько манипуляций с картами. Номер, продолжавшийся около шести минут, закончился в таком же бешеном темпе, как и начался.
После выступления мы с Федей зашли в кафе на Тверской. Федя знакомит меня с невысоким блондином с незабываемо искристыми глазами. Это был Сергей Есенин. Посетители кафе, узнав поэта, просят его прочесть стихи. Есенин встал, взялся левой рукой за стол и начал декламировать.
Читал он очень задушевно и этим брал слушателей. Из кафе мы вышли настоящими друзьями. После этого мы часто встречались. На память об этих незабываемых встречах у меня осталась книжка стихов поэта «Исповедь хулигана» с его автографом. Эту книжицу я свято храню до сих пор.
НЕТ, РЕАЛИЗМ!
Как-то вечером в развалинах одного из домов Проточного переулка, где обитали беспризорники, рискнул появиться «чужой» человек. Беспризорники враждебно оглядывали его. «Лягаш»,— решили они. Но пришелец держался уверенно. Он показал несколько фокусов с картами, а потом предложил сыграть на деньги. Конечно, он обыграл своих партнеров до копейки. Тогда беспризорники с почтением признали в нем «своего», «чистодела». А на другой день «чистодел» принес обратно выигранные накануне деньги и пакет с продуктами. Доверие было завоевано. Так Богородский уговорил этих боязливых «натурщиков» прийти к нему домой позировать.
Когда на очередной выставке появилась серия портретов беспризорников, Богородский был признан зрелым мастером живописи.
Лучшей работой этой серии был портрет беспризорника по прозвищу Салага. С полотна смотрит на вас умными глазами мальчик в матросской бескозырке с лентой, перекинутой через полуобнаженное плечо. Детская улыбка застыла на его лице. Увлечение формализмом бесследно исчезло вместе с желтой кофтой и незабудкой на щеке.
В 1928 году художник уезжает в длительную заграничную командировку, которая являлась наградой за блестящее окончание ВХУТЕМАСа. Его творческим отчетом о поездке были 238 картин и этюдов! Дороже всего для него была одна — портрет Горького.
Занимаясь живописью, Богородский участвует в качестве постановщика балетных танцев в Берлинском «Скала» и «Винтергартене». По приглашению балетмейстера Берлинский оперы Виктора Гзовского он пишет эскизы к декорациям и костюмам. Ставит русские танцы. Сам выступает как исполнитель темпераментного матросского танца. Успевает побывать на спектаклях балета под руководством знаменитого Дягилева, изучает постановки, любуясь декорациями Рериха, Пикассо, Матисса и др.
Морской пейзаж. 1931. Картон, темпера.
Почти полгода прожил Богородский у Горького в Сорренто. Здесь художник сделал много набросков и этюдов, но самой интересной была для него работа над портретом писателя.
Чтобы не стеснять Алексея Максимовича, Богородский рисовал его в кухне-столовой, где Горький любил посидеть после ужина и поговорить. А чтобы его собеседник не уставал позировать, Федор время от времени показывал какие-нибудь фокусы. Горький искренне изумлялся его выдумке и ловкости. Это спокойное, радостное настроение писателя художник и передал в портрете.
НОВЫЕ ВСТРЕЧИ С ЦИРКОМ
В 1935 году отмечалось 35-летие творческой деятельности Лазаренко. Юбиляр, смущенный поздравлениями, сидел в кресле. Совершенно неожиданным образом его чествовал художник Богородский. Он вышел и сказал: «Мой старый друг Виталий! Разреши мне приветствовать тебя по-цирковому: так, как нам обоим дорого и любимо...» Неожиданно Федор Семенович встал на руки и прошелся вокруг всего ковра на глазах изумленной комиссии, не ожидавшей от художника поздравления в такой форме. Ведь многие не знали, что известный художник — бывший цирковой артист!
...Прошли годы. Талант Богородского развился и окреп. Десятки замечательных полотен создал художник. Многие из них посвящены героям войны. Всем известны лучщие картины этого цикла: «Нашли товарища» (1933 г.), «Слава павшим» (1945 г.). Последняя была удостоена Сталинской премии.
Нашли товарища. 1933. Холст,масло, ГРМ
Через все творчество художника красной нитью проходит симпатия к морякам, морю. Множество прекрасных картин рассказывает о жизни моряков. Это «Братишка», «Музыка», «Матросы в засаде».
Богородский остался верен и своей романтической любви к цирку. Он мечтал создать галерею портретов цирковых артистов, часто бывал в цирке, делал зарисовки.
Матросы в засаде. 1927. Холст, масло. ГТГ
Задумав написать полотно на тему «Гуттаперчевый мальчик», Богородский в поисках композиции создал множество набросков. Замысел картины таков: за кулисы принесли упавшего с трапеции мальчика. Отец в гриме клоуна держит его на коленях. Мать-наездница застыла в тоске и ужасе. А за слегка прикрытым форгангом продолжается веселое представление... К сожалению, от картины не сохранились даже наброски. Весной 1959 года художник, чувствуя, что уже не сможет закончить труд, уничтожил эскизы.
3 ноября 1959 года Ф. С. Богородский скончался...
Зал Академии Художеств СССР. На помосте гроб, осыпанный цветами, накрытый морским вымпелом. Много венков. В почетном карауле—представители Советской Армии и Флота, старые большевики. Рядом — мольберт: с любимой картины художника, провожая его в последний путь, глядит беспризорный Салага...
Беспризорник. Салага. Холст, масло. ГТГ.
Цирк, поэзия, море, живопись — вот основные вехи жизни Ф. С. Богородского. Они сформировали творческий облик замечательного мастера. Избрав основной профессией живопись, Федор Богородский отразил в ней поэзию моря и цирка. И это не случайно. Тема мужества и смелости, революционного героизма — основное в его жизни, в его творчестве."
Ф.С.Богородский похоронен на Старом Новодевичьем кладбище.
Мой дед много времени посвятил МОССХу, Московской Организации Союза Советских Художников, (ныне МСХ, Московский Союз Художников), первым Председателем которого он был, а также ВГИКу, Всесоюзному Государсвтенного Институту Кинематографии, его художественному факультету, основателем которого он был, с учениками которого он каждый сезон он выезжал на этюды в Тарусу.
Таруса. Картон, масло.
На страницах сайта в ближайшее время будут помещены книги в электронном виде "Воспоминания художника" Фёдора Семеновича Богородского и "Ф.С. Богородский" Софьи Васильевны Разумовской.
Краткая биография
Родился в Нижнем Новгороде в семье адвоката, учился в губернской мужской гимназии. С 12 лет обучался рисунку — сначала у местных художников В. А. Ликина и в частной студии Л. М. Диаманта, а в 1914—1916 гг. — в студии М.В. Леблана. В 1914 году, закончив гимназию, уезжает в Москву.
Окончил юридический факультет Московского университета в 1917 году. Увлекся футуризмом, дружил с Велимиром Хлебниковым, Николаем Асеевым и Владимир Маяковским. В годы учебы параллельно выступал на эстраде танцором, а также в цирке, писал стихи. В 1916 году оказался на военной службе — сначала как балтийский матрос, потом как летчик. В 1917 году вступил в коммунистическую партию.
После революции работает в ВЧК в Москве. В 1918 году его направляют на родину, в Нижний Новгород, где он работает товарищем председателя следственной комиссии в ЧК, затем в политотделе Волжской военной флотилии.
В 1919 году оказался на фронте, был комиссаром матросского отряда Донской и Волжско-Каспийской военных флотилий. Сражается на Волге, под Царицыном. После контузии в 1920 его направили в Нижний Новгород возглавить Художественный отдел, и он два года проживает в родном доме (на улице Ульянова).
В 1922 году переехал в Москву и поступил во ВХУТЕМАС в мастерскую Абрама Архипова (1922−1924). Выпустил поэтический сборник «Даешь!» (1922). Защитил диплом в 1927 во Вхутеине, получив право на пенсионерскую поездку за границу.
Член художественных объединений "Бытие" (1922), "Жар-Цвет" (1925). Член АХРР, Ассоциации Художников Революционной России. С 1928 по 1930 жил в Италии и Германии (пенсионерская поездка), долго был в гостях у Горького в Соренто, с которым был земляком по Нижнему Новгороду. Написанный им портрет писателя не сохранился, известен по репродукциям. Затем вернулся в Россию, и в 1931—1937 часто бывал на Черноморском флоте, вдохновляясь бытом и натурой.
Активно преподавал — заведующий кафедрой живописи и рисунка во ВГИКе (1938—1959), профессор с 1939 года. Первый Председатель Правления МОССХ (1955—1958).
| 
2011-2012 Fedor Bogorodskiy
